![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Оригинал взят у ![[livejournal.com profile]](https://www.dreamwidth.org/img/external/lj-userinfo.gif)
komelsky в Эвтаназия
komelsky в ЭвтаназияТут в связи со смертью доктора Кеворкяна все вдруг вспомнили и заговорили об эвтаназии. Вот пример заметки, что мне очень нравится, и с которой я весьма согласен (очень рекомендую к прочтению, если вы ещё не):
http://anchoret.livejournal.com/224683.html
А вот ещё за компанию две заметки, с которыми не согласен почти совсем:
http://buyaner.livejournal.com/131490.html
http://sergeyhudiev.livejournal.com/853680.html
Я добавлю от себя (хотя в чём-то, вероятно, повторюсь).
Во-первых, в любых разговорах об эвтаназии нужно всегда помнить, что это, по всем разумным замыслам, исключение, а не правило, причём очень сильное исключение. Т.е. если кто-то пишет типа об эвтаназии и при этом сводит разговор на "убийство беспомощных старушек" или "инвалидов" или ещё что-нибудь такое - всё, дальше можно не читать. Или это троллинг, или эмоция, не разбавленная знаниями, или просто человек не особо в курсе темы.
Для того, чтобы в отношении какого-то пациента вообще можно было говорить об эвтаназии, нужно, чтобы ему или ей довольно крупно не повезло. Человек должен быть одновременно ещё весьма в сознании, чтобы иметь возможность сделать выбор, со всеми необходимыми формальностями (по крайней мере теми, что требуются при составлении living will, то есть что-то вроде "здравом уме и твёрдой памяти"), при этом уже быть весьма плох и безнадёжен, и одновременно - иметь прогноз относительно долгой жизни в таком состоянии. То есть это довольно взаимоисключающий набор условий, и выпадает он, к счастью, довольно редко, потому что для этого нужен некий дисбаланс в состоянии организма. Это может быть какой-то вариант рака или обширной ишемии внутренних органов, или ещё что-нибудь, что сохраняет человека в сознании, причиняет безумные боли, не поддаётся обезбаливанию, но не убивает сразу. Или это могут быть последние стадии нейрогенеративных заболеваний, когда человек, находясь в сознании, мучительно задыхается месяцами подряд. Это случается не так часто, но всё-таки случается.
В большинстве случаев, когда смерть становится желанной, человек бывает уже достаточно плох, чтобы годились стандартные решения типа "не выводить из клинической смерти" и "не подключать к аппарату искуственного дыхания". Врачу тут важно поймать момент и успеть поговорить с пациентом, а пациенту - составить этот самый living will, то есть ещё будучи адекватным заранее высказать эти пожелания. Потому что семья и близкие - даже если им по закону будет предоставлена возможность "решить за вас" (что бывает достаточно проблематично), возможно, не смогут принять "вашего" решения. Одно дело сказать "я безнадёжен, и я это знаю, и, пожалуйста, когда я буду умирать - дайте мне умереть". А другое дело - сказать то же самое о близком человеке. К сожалению, бывают такие ситуации, когда и этот порог оказывается преодолён, и ситуация становится настолько ужасной и откровенной, что близкие люди принимают вашу боль и понимают, принимают ваше желание смерти. Но если есть возможность до этого не доводить - то лучше ведь не доводить, правда?
Т.е., резюмируя, в большинстве случаев эвтаназия не нужна. Потерпите 2 недели на барбитуратах и опиатах - и не переходите на искусственное дыхание - и всё будет кончено. Это само по себе несколько нелепо - тратить деньги на опиаты и барбитураты, когда всё по сути дело уже предрешено, но так намного проще - всем проще - и врачам, и родственникам, так что на эти ситуации никто не покушается, и покушаться не будет. Если паллиативная медицина работает - то и слава Богу. Проблема в том, что в некоторых случаях она, к сожалению, не работает.
Во-вторых, важно понимать, что в тех редких (относительно) сутациях, когда эвтаназия становится потенциальным вариантом развития событий, чаще всего речь идёт об assisted suicide. Докторов судят не за то, что они кого-то убили, а за то, что они "преступно не оказали помощь" или "помогли раздобыть яд", или ещё что-нибудь в таком духе. То есть тут вопрос не об убийстве "беспомощных бабушек", а то том, что человека, который уже скорее мёртв чем жив, должны, якобы, вытаскивать опять и опять в этот пограничный мрак. И только совсем уж редко попадаются ситуации вроде той, за которую доктор Кеворкян сел в тюрьму - когда человек по объективным причинам не может сделать инъекцию себе сам (поскольку парализован). С точки зрения законодательства это меняет дело, хотя по сути, если вдуматься, не особенно-то. Но это важно иметь в виду. То есть, ещё раз: 99% случаев последних стадий смертельных заболеваний не ставят вопроса об эвтаназии. Из оставшегося 1%, очередные 99% - это кандидаты на самоубийство. И только исключительные 1% из 1% - это вопрос о потенциальной остановке жизни третьим лицом. Цифры тут условны, но идея - такова.
В-третьих, поскольку эвтаназия - это по сути, а чаще всего и форме - самоубийство, «примерять на себя» эту концепцию нужно не снаружи, а изнутри. Речь не идёт о том, убивать ли своих престарелых родственников; заботиться ли о них; тратить ли на них деньги, и так далее. Речь идёт о том, что вы (лично Вы) будете чувствовать и желать, если, не дай Бог, вы окажитесь 1) прикованы к постели 2) с нестерпимыми болями, 3) с «ожидаемой датой смерти» через пол-года, 4) с твёрдым пониманием, что все эти пол-года вы не сможете находиться в сознании, и поэтому будете «жить» на постоянном коктейле из опиатов и барбитуратов, 5) что, однако, не избавит вас от боли до конца, и 7) всё это время ваши близкие будут платить за вас 5000 долларов в день за койкоместо в госпитале + лекарства, потому что вам не повезло исчерпать ту жалкую страховку, что работодатель сделал вам при жизни. Перед тем как рассуждать об эвтаназии, нужно мысленно попытаться примерить сходную ситуацию на себя. Изнутри. Не снаружи.
Споры об эвтаназии - это не споры о том, должны ли мы с вами быть добрыми к нашим больным родственникам, должны ли мы жертвовать своим комфортом, временем и профессиональными интересами. А о том, будет ли у нас выбор, когда наши семьи попытаются пожертвовать всем, что у них есть, ради нас - на три недели продлив при этом наши мучения. Экономический вопрос тут на вид совершенно второстепенен, – жизнь бесценна, верно? – но сдаётся мне я охотнее выбрал бы мучительную смерть, чем такую, что полностью разорит моих детей и ввергнет их в огромные долги. Потому что если я, умирая, не смогу хотя бы надеяться на то, что они будут счастливы после меня, это лишит меня последней радости в смерти. Это всего лишь один из аспектов, но на мой взгляд – вгляд человека, пытающегося растить детей и копить на их образование – аспект немаловажный. Чем больше «приносишь в жертву» ради этих мелких созданий, чем больше пытаешься сверять свою жизнь с их жизнями, переезжая в другой город чтобы быть поближе к хорошим школам; выбирая более скучную работу, чтобы скопить для них чуть больше денег; отказываясь от чего-то, чтобы вывести их в люди – тем страшнее становится, что, помимо своей воли, сам же можешь и разрушить это всё, с таким трудом создаваемое. Это даже не самоотверженность, это скорее вид эгоизма, но это не меняет сути. Смерть может в некоторых случаях не только не увенчать нашу жизнь, а и полностью обесценить её. И не дай Бог чтобы это случилось.
В-четвёртых, конечно, все мы озабочены риском злоупотреблений. Но тут нелишне обратиться в нынешней практике living will, «завещания о жизни», о котором я уже упоминал. В этой области всё весьма зарегулировано, причём не только на уровне законов и правил, а и на уровне практики. И это ещё один способ подумать об эвтаназии – с точки зрения врачей. Периодически врачи попадают в такие примерно ситуации: безнадёжный больной не успевает или не догадывается составить living will, быстро впадает в кому, родственники не могут или не успевают высказаться по этому поводу, больного переводят на искуственное дыхание, после чего в организме происходит что-нибудь необратимое, что лишает всякой надежды на ремиссию, но человек не умирает. И вот мы имеем на руках тело, подключённое к аппарату, которое может в таком состоянии протянуть месяцы, если не годы, но при этом, допустим, мозг уже наполовину мёртв (если мозг умер до конца – это это повод констатировать смерть, но вот если не до конца – то готовых решений нет). Что делать? Проблема в том, что никто не хочет, а иногда и не может ничего изменить. Родственники не хотят брать на себя ответственность, врачи иногда законодательно не могут, а иногда и не хотят брать на себя ответственность, потому что одно дело не интубировать, а другое дело – вытащить трубку. Это и в моральном, и в законодательном плане – страшная «серая зона», где ничего не понятно, и если удастся хотя бы законодательно сделать это хоть немного чище и яснее – это уже будет огромный прогресс. Мучения выбора никуда не денутся, но по крайней мере варианты развития событий станут более ясны, потому что сейчас это просто ужас. Если хотите жуткого чтения на эту тему, почитайте хотя бы вот об этом самом знаменитом случае, и обратите внимание, насколько адвокаты и общественность усложнили, а не упростили дело:
http://en.wikipedia.org/wiki/Terri_Schiavo_case
(русский вариант намного короче, но, в принципе, тоже даёт некое представление о процессе)
Наконец, в-пятых, я боюсь, прогноз у человечества в целом, на эту тему неутешительный. Наша медицина с каждым днём всё лучше, и это прекрасно. Но есть одно неожиданное осложнение: граница между смертью и жизнью всё более размывается, и всё чаще речь идёт не только и не столько о продолжительности жизни, сколько о её качестве. 100 лет назад в больницах человеческие жизни обрывались, и врачи делали всё возможное, чтобы спасти своих пациентов. В подавляющем большинстве случаев человек или умирал, или выздоравливал – и всё было более-менее понятно. Теперь же такая ясная чёрно-белая картина сохранилась только для части пациентов, причём для меньшей части – травмы, аварии, ранения, острые случаи, сердечные приступы. Большинство пациентов в наши дни – это пациенты по крайней мере в каком-то смысле обречённые. Это или онкология, или дегенеративные заболевания, или старики в вегетативном состоянии – самые разные случаи, объединённые только тем признаком, что вопрос КАК жить становится для этих людей и их близких по крайней мере так же важен, как вопрос СКОЛЬКО.
В некоторых аспектах ситуация улучшилась за последние годы – насколько она могла вообще улучшиться. Врачи перестали скрывать от больных диагноз – если лет 50 назад было нормально не говорить умирающему больному, что он умирает, теперь, к счастью, такие случаи единичны. Все понимают, что сказать, сколько мне осталось, и чего именно осталось, - часто самое важное, что вообще может сделать врач. Это исключительно ценное изменение, но, пожалуй, им дело во многом и ограничивается. А между тем, чем дальше, тем будет становиться хуже. Большинство из нас будут жить долго и счастливо, и с каждым годом – в среднем – всё дольше и всё счастливее, но платой за это станет «размытие» момента смерти. Если заморозить нынешнее отношение к смерти, но дать медицине дальше развиваться, то нам будет становиться всё труднее «уйти» мирно и спокойно. Нам будет всё сложнее умереть, по крайней мере в развитых странах. Мы больше не умираем, когда отказывают 5 или 10 процентов нашего организма, и это прекрасно. Но что случится, когда мы научимся поддерживать жизнь тела, распавшегося на 60%? И хотим ли мы сами продолжать «жить» в таком состоянии, хотим ли мы провести так последние месяцы, годы, или десятилетия своей жизни?
Этот последний пункт не относится к эвтаназии напрямую, но косвенно – очень даже относится. Само понятие смерти будет, неизбежно окажется в ближайшие годы постепенно пересмотрено. И я бы скорее предпочёл, чтобы добрые и понимающие люди участвовали в процессе этого пересмотра, а не самоустранялись из разговора, на корню отказываясь признавать очевидное.
http://anchoret.livejournal.com/224683.html
А вот ещё за компанию две заметки, с которыми не согласен почти совсем:
http://buyaner.livejournal.com/131490.html
http://sergeyhudiev.livejournal.com/853680.html
Я добавлю от себя (хотя в чём-то, вероятно, повторюсь).
Во-первых, в любых разговорах об эвтаназии нужно всегда помнить, что это, по всем разумным замыслам, исключение, а не правило, причём очень сильное исключение. Т.е. если кто-то пишет типа об эвтаназии и при этом сводит разговор на "убийство беспомощных старушек" или "инвалидов" или ещё что-нибудь такое - всё, дальше можно не читать. Или это троллинг, или эмоция, не разбавленная знаниями, или просто человек не особо в курсе темы.
Для того, чтобы в отношении какого-то пациента вообще можно было говорить об эвтаназии, нужно, чтобы ему или ей довольно крупно не повезло. Человек должен быть одновременно ещё весьма в сознании, чтобы иметь возможность сделать выбор, со всеми необходимыми формальностями (по крайней мере теми, что требуются при составлении living will, то есть что-то вроде "здравом уме и твёрдой памяти"), при этом уже быть весьма плох и безнадёжен, и одновременно - иметь прогноз относительно долгой жизни в таком состоянии. То есть это довольно взаимоисключающий набор условий, и выпадает он, к счастью, довольно редко, потому что для этого нужен некий дисбаланс в состоянии организма. Это может быть какой-то вариант рака или обширной ишемии внутренних органов, или ещё что-нибудь, что сохраняет человека в сознании, причиняет безумные боли, не поддаётся обезбаливанию, но не убивает сразу. Или это могут быть последние стадии нейрогенеративных заболеваний, когда человек, находясь в сознании, мучительно задыхается месяцами подряд. Это случается не так часто, но всё-таки случается.
В большинстве случаев, когда смерть становится желанной, человек бывает уже достаточно плох, чтобы годились стандартные решения типа "не выводить из клинической смерти" и "не подключать к аппарату искуственного дыхания". Врачу тут важно поймать момент и успеть поговорить с пациентом, а пациенту - составить этот самый living will, то есть ещё будучи адекватным заранее высказать эти пожелания. Потому что семья и близкие - даже если им по закону будет предоставлена возможность "решить за вас" (что бывает достаточно проблематично), возможно, не смогут принять "вашего" решения. Одно дело сказать "я безнадёжен, и я это знаю, и, пожалуйста, когда я буду умирать - дайте мне умереть". А другое дело - сказать то же самое о близком человеке. К сожалению, бывают такие ситуации, когда и этот порог оказывается преодолён, и ситуация становится настолько ужасной и откровенной, что близкие люди принимают вашу боль и понимают, принимают ваше желание смерти. Но если есть возможность до этого не доводить - то лучше ведь не доводить, правда?
Т.е., резюмируя, в большинстве случаев эвтаназия не нужна. Потерпите 2 недели на барбитуратах и опиатах - и не переходите на искусственное дыхание - и всё будет кончено. Это само по себе несколько нелепо - тратить деньги на опиаты и барбитураты, когда всё по сути дело уже предрешено, но так намного проще - всем проще - и врачам, и родственникам, так что на эти ситуации никто не покушается, и покушаться не будет. Если паллиативная медицина работает - то и слава Богу. Проблема в том, что в некоторых случаях она, к сожалению, не работает.
Во-вторых, важно понимать, что в тех редких (относительно) сутациях, когда эвтаназия становится потенциальным вариантом развития событий, чаще всего речь идёт об assisted suicide. Докторов судят не за то, что они кого-то убили, а за то, что они "преступно не оказали помощь" или "помогли раздобыть яд", или ещё что-нибудь в таком духе. То есть тут вопрос не об убийстве "беспомощных бабушек", а то том, что человека, который уже скорее мёртв чем жив, должны, якобы, вытаскивать опять и опять в этот пограничный мрак. И только совсем уж редко попадаются ситуации вроде той, за которую доктор Кеворкян сел в тюрьму - когда человек по объективным причинам не может сделать инъекцию себе сам (поскольку парализован). С точки зрения законодательства это меняет дело, хотя по сути, если вдуматься, не особенно-то. Но это важно иметь в виду. То есть, ещё раз: 99% случаев последних стадий смертельных заболеваний не ставят вопроса об эвтаназии. Из оставшегося 1%, очередные 99% - это кандидаты на самоубийство. И только исключительные 1% из 1% - это вопрос о потенциальной остановке жизни третьим лицом. Цифры тут условны, но идея - такова.
В-третьих, поскольку эвтаназия - это по сути, а чаще всего и форме - самоубийство, «примерять на себя» эту концепцию нужно не снаружи, а изнутри. Речь не идёт о том, убивать ли своих престарелых родственников; заботиться ли о них; тратить ли на них деньги, и так далее. Речь идёт о том, что вы (лично Вы) будете чувствовать и желать, если, не дай Бог, вы окажитесь 1) прикованы к постели 2) с нестерпимыми болями, 3) с «ожидаемой датой смерти» через пол-года, 4) с твёрдым пониманием, что все эти пол-года вы не сможете находиться в сознании, и поэтому будете «жить» на постоянном коктейле из опиатов и барбитуратов, 5) что, однако, не избавит вас от боли до конца, и 7) всё это время ваши близкие будут платить за вас 5000 долларов в день за койкоместо в госпитале + лекарства, потому что вам не повезло исчерпать ту жалкую страховку, что работодатель сделал вам при жизни. Перед тем как рассуждать об эвтаназии, нужно мысленно попытаться примерить сходную ситуацию на себя. Изнутри. Не снаружи.
Споры об эвтаназии - это не споры о том, должны ли мы с вами быть добрыми к нашим больным родственникам, должны ли мы жертвовать своим комфортом, временем и профессиональными интересами. А о том, будет ли у нас выбор, когда наши семьи попытаются пожертвовать всем, что у них есть, ради нас - на три недели продлив при этом наши мучения. Экономический вопрос тут на вид совершенно второстепенен, – жизнь бесценна, верно? – но сдаётся мне я охотнее выбрал бы мучительную смерть, чем такую, что полностью разорит моих детей и ввергнет их в огромные долги. Потому что если я, умирая, не смогу хотя бы надеяться на то, что они будут счастливы после меня, это лишит меня последней радости в смерти. Это всего лишь один из аспектов, но на мой взгляд – вгляд человека, пытающегося растить детей и копить на их образование – аспект немаловажный. Чем больше «приносишь в жертву» ради этих мелких созданий, чем больше пытаешься сверять свою жизнь с их жизнями, переезжая в другой город чтобы быть поближе к хорошим школам; выбирая более скучную работу, чтобы скопить для них чуть больше денег; отказываясь от чего-то, чтобы вывести их в люди – тем страшнее становится, что, помимо своей воли, сам же можешь и разрушить это всё, с таким трудом создаваемое. Это даже не самоотверженность, это скорее вид эгоизма, но это не меняет сути. Смерть может в некоторых случаях не только не увенчать нашу жизнь, а и полностью обесценить её. И не дай Бог чтобы это случилось.
В-четвёртых, конечно, все мы озабочены риском злоупотреблений. Но тут нелишне обратиться в нынешней практике living will, «завещания о жизни», о котором я уже упоминал. В этой области всё весьма зарегулировано, причём не только на уровне законов и правил, а и на уровне практики. И это ещё один способ подумать об эвтаназии – с точки зрения врачей. Периодически врачи попадают в такие примерно ситуации: безнадёжный больной не успевает или не догадывается составить living will, быстро впадает в кому, родственники не могут или не успевают высказаться по этому поводу, больного переводят на искуственное дыхание, после чего в организме происходит что-нибудь необратимое, что лишает всякой надежды на ремиссию, но человек не умирает. И вот мы имеем на руках тело, подключённое к аппарату, которое может в таком состоянии протянуть месяцы, если не годы, но при этом, допустим, мозг уже наполовину мёртв (если мозг умер до конца – это это повод констатировать смерть, но вот если не до конца – то готовых решений нет). Что делать? Проблема в том, что никто не хочет, а иногда и не может ничего изменить. Родственники не хотят брать на себя ответственность, врачи иногда законодательно не могут, а иногда и не хотят брать на себя ответственность, потому что одно дело не интубировать, а другое дело – вытащить трубку. Это и в моральном, и в законодательном плане – страшная «серая зона», где ничего не понятно, и если удастся хотя бы законодательно сделать это хоть немного чище и яснее – это уже будет огромный прогресс. Мучения выбора никуда не денутся, но по крайней мере варианты развития событий станут более ясны, потому что сейчас это просто ужас. Если хотите жуткого чтения на эту тему, почитайте хотя бы вот об этом самом знаменитом случае, и обратите внимание, насколько адвокаты и общественность усложнили, а не упростили дело:
http://en.wikipedia.org/wiki/Terri_Schiavo_case
(русский вариант намного короче, но, в принципе, тоже даёт некое представление о процессе)
Наконец, в-пятых, я боюсь, прогноз у человечества в целом, на эту тему неутешительный. Наша медицина с каждым днём всё лучше, и это прекрасно. Но есть одно неожиданное осложнение: граница между смертью и жизнью всё более размывается, и всё чаще речь идёт не только и не столько о продолжительности жизни, сколько о её качестве. 100 лет назад в больницах человеческие жизни обрывались, и врачи делали всё возможное, чтобы спасти своих пациентов. В подавляющем большинстве случаев человек или умирал, или выздоравливал – и всё было более-менее понятно. Теперь же такая ясная чёрно-белая картина сохранилась только для части пациентов, причём для меньшей части – травмы, аварии, ранения, острые случаи, сердечные приступы. Большинство пациентов в наши дни – это пациенты по крайней мере в каком-то смысле обречённые. Это или онкология, или дегенеративные заболевания, или старики в вегетативном состоянии – самые разные случаи, объединённые только тем признаком, что вопрос КАК жить становится для этих людей и их близких по крайней мере так же важен, как вопрос СКОЛЬКО.
В некоторых аспектах ситуация улучшилась за последние годы – насколько она могла вообще улучшиться. Врачи перестали скрывать от больных диагноз – если лет 50 назад было нормально не говорить умирающему больному, что он умирает, теперь, к счастью, такие случаи единичны. Все понимают, что сказать, сколько мне осталось, и чего именно осталось, - часто самое важное, что вообще может сделать врач. Это исключительно ценное изменение, но, пожалуй, им дело во многом и ограничивается. А между тем, чем дальше, тем будет становиться хуже. Большинство из нас будут жить долго и счастливо, и с каждым годом – в среднем – всё дольше и всё счастливее, но платой за это станет «размытие» момента смерти. Если заморозить нынешнее отношение к смерти, но дать медицине дальше развиваться, то нам будет становиться всё труднее «уйти» мирно и спокойно. Нам будет всё сложнее умереть, по крайней мере в развитых странах. Мы больше не умираем, когда отказывают 5 или 10 процентов нашего организма, и это прекрасно. Но что случится, когда мы научимся поддерживать жизнь тела, распавшегося на 60%? И хотим ли мы сами продолжать «жить» в таком состоянии, хотим ли мы провести так последние месяцы, годы, или десятилетия своей жизни?
Этот последний пункт не относится к эвтаназии напрямую, но косвенно – очень даже относится. Само понятие смерти будет, неизбежно окажется в ближайшие годы постепенно пересмотрено. И я бы скорее предпочёл, чтобы добрые и понимающие люди участвовали в процессе этого пересмотра, а не самоустранялись из разговора, на корню отказываясь признавать очевидное.
Капитан спрыгнул с кокпита прямо в одежде и поплыл так быстро, как мог. В прошлом спасатель, он не сводил глаз с жертвы и плыл прямо к парочке, плескавшейся между своим катером и берегом. "По-моему, он решил, что ты тонешь", — сказал муж жене. Они только что брызгались и она кричала, но прямо сейчас они стояли на отмели по шею в воде. "Что он делает? У нас всё в порядке", — сказала она раздражённо. "У нас всё хорошо!" — закричал муж, маша капитану, чтобы тот развернулся и поплыл назад. Но капитан продолжал плыть изо всех сил и только рявкнул: "С дороги!" поравнявшись с ошеломлённой парой. Прямо за ними, меньше, чем в трёх метрах, тонула их девятилетняя дочка. Уже над водой, в безопасности в руках капитана, она расплакалась: "Папочка!" 
